Последнее время много думаю о Гегеле. Великом Гегеле. И вот к какому мнению прихожу: вся философская проблематика последних двух столетий заявлена именно Гегелем. Все темы и мотивы философии XIX – XX веков у Гегеля заявлены и раскрыты. Тема Ничто. Тема Власти. Тема влечения к другому. Сама тема Другого. Тема понимания (на герменевтические идеи Гегеля обратил внимание Ханс-Георг Гадамер). Тема Конца истории и Конца культуры.
Вся эта энциклопедия смыслов явлена в циклопической системе, движение внутри которой в некотором роде параноидально. Переходы с уровня на уровень неубедительны, стремление всё и вся возвести к универсализированному в ущерб духовности Духу – местами весьма неуклюже, размышления о частнонаучных вопросах представляют собой сплав гениальных догадок с забавными ошибками. Но в этой системе спрятано всё. Как будто намеренно припрятано от глаз невинных современников.
Раскрой Гегеля на любой странице – и только начни толковать… Поток размышлений трудно остановить. Вот пример:
«Пантеизм вообще не доходит до расчленения и систематизации. Там, где он является в форме представления, он – опьяняющая жизнь, вакхическое созерцание, не позволяющее выступить расчлененными единичным формообразованиям универсума; напротив же, созерцание снова погружает эти формообразования в сферу всеобщего, возвышенного и необъятного. И тем не менее это воззрение составляет для каждой здоровой натуры естественный отправной пункт. В особенности в юности мы себя чувствуем через посредство всё вокруг и нас самих одушевляющей жизни в братском единении со всей природой, симпатизируем ей; так обретаем мы ощущение мировой души, единства духа с природой, имматериальности самой природы».
Мы видим, как историк философии хирургически точно ведет лезвие аналитического скальпеля по телу пантеизма. И вдруг – виртуозно – превращается в лирика («опьяняющая жизнь, вакхическое созерцание» – между прочим, о самом словосочетании «вакхическое созерцание» можно написать эссе: вакхическое предполагает экстатику, но это экстатика внутри созерцания – ну, не тема ли для диссертации по эстетике?), а потом – будто лирическое нам всего лишь померещилось – мы вновь доверяемся опытному хирургу мысли, столь легко выводящему нас к онтологическим горизонтам («погружает эти формоообразования в сферу всеобщего, возвышенного и необъятного» – обратите внимание: «сфера» определена через категории онтологическую, эстетическую и гносеологическую, браво!).
Куда дальше повернет мысль? То ли к теории познания мира (если речь идет об отправном пункте познания), то ли к антропологии (если речь – об отправном пункте развития личности), то ли к истории духа (если это отправной пункт общечеловеческого духовного движения). Над этим следует поразмышлять: Гегель сопрягает все темы в своих синкретических описаниях. У него каждый момент онтологии может обернуться постулатом эстетики, а логическое развертывание понятия всегда явлено и как развитие духа.
Затем Гегель переходит – почти внезапно и очень смело – к интроспекции. Он говорит о юности, перенося на род человеческий, по-видимому, свой опыт. И философ вновь превращается в художника. И веет величием от являющейся в тексте «мировой души», но главное… Главное – нас так легко и быстро вывели к необычайной теме: «имматериальность самой природы». Как у него это получилось? – восклицаю я и перечитываю абзац раз за разом. Из университетского курса философии я запомнил что-то смутное о пантеизме как переходе от идеализма к материализму или что-то в этом роде. А Гегель выводит к иным горизонтам пантеизма: это общение с мировой душой и открытие «имматериальности природы». И вдруг вся пантеистическая симфония мировой культуры (от языческих культов до поэзии Гёте) начинает играть новыми красками и смыслами.
Нужен месяц-другой тишины, чтобы вслушаться в «причудливую дикую мелодию» Гегеля (по счастливому выражению Маркса). И тогда «система», быть может, откроет свои светлые и мрачные пределы и введёт в лабиринты мировой истории. Хочу немного тишины.
Вся эта энциклопедия смыслов явлена в циклопической системе, движение внутри которой в некотором роде параноидально. Переходы с уровня на уровень неубедительны, стремление всё и вся возвести к универсализированному в ущерб духовности Духу – местами весьма неуклюже, размышления о частнонаучных вопросах представляют собой сплав гениальных догадок с забавными ошибками. Но в этой системе спрятано всё. Как будто намеренно припрятано от глаз невинных современников.
Раскрой Гегеля на любой странице – и только начни толковать… Поток размышлений трудно остановить. Вот пример:
«Пантеизм вообще не доходит до расчленения и систематизации. Там, где он является в форме представления, он – опьяняющая жизнь, вакхическое созерцание, не позволяющее выступить расчлененными единичным формообразованиям универсума; напротив же, созерцание снова погружает эти формообразования в сферу всеобщего, возвышенного и необъятного. И тем не менее это воззрение составляет для каждой здоровой натуры естественный отправной пункт. В особенности в юности мы себя чувствуем через посредство всё вокруг и нас самих одушевляющей жизни в братском единении со всей природой, симпатизируем ей; так обретаем мы ощущение мировой души, единства духа с природой, имматериальности самой природы».
Мы видим, как историк философии хирургически точно ведет лезвие аналитического скальпеля по телу пантеизма. И вдруг – виртуозно – превращается в лирика («опьяняющая жизнь, вакхическое созерцание» – между прочим, о самом словосочетании «вакхическое созерцание» можно написать эссе: вакхическое предполагает экстатику, но это экстатика внутри созерцания – ну, не тема ли для диссертации по эстетике?), а потом – будто лирическое нам всего лишь померещилось – мы вновь доверяемся опытному хирургу мысли, столь легко выводящему нас к онтологическим горизонтам («погружает эти формоообразования в сферу всеобщего, возвышенного и необъятного» – обратите внимание: «сфера» определена через категории онтологическую, эстетическую и гносеологическую, браво!).
Куда дальше повернет мысль? То ли к теории познания мира (если речь идет об отправном пункте познания), то ли к антропологии (если речь – об отправном пункте развития личности), то ли к истории духа (если это отправной пункт общечеловеческого духовного движения). Над этим следует поразмышлять: Гегель сопрягает все темы в своих синкретических описаниях. У него каждый момент онтологии может обернуться постулатом эстетики, а логическое развертывание понятия всегда явлено и как развитие духа.
Затем Гегель переходит – почти внезапно и очень смело – к интроспекции. Он говорит о юности, перенося на род человеческий, по-видимому, свой опыт. И философ вновь превращается в художника. И веет величием от являющейся в тексте «мировой души», но главное… Главное – нас так легко и быстро вывели к необычайной теме: «имматериальность самой природы». Как у него это получилось? – восклицаю я и перечитываю абзац раз за разом. Из университетского курса философии я запомнил что-то смутное о пантеизме как переходе от идеализма к материализму или что-то в этом роде. А Гегель выводит к иным горизонтам пантеизма: это общение с мировой душой и открытие «имматериальности природы». И вдруг вся пантеистическая симфония мировой культуры (от языческих культов до поэзии Гёте) начинает играть новыми красками и смыслами.
Нужен месяц-другой тишины, чтобы вслушаться в «причудливую дикую мелодию» Гегеля (по счастливому выражению Маркса). И тогда «система», быть может, откроет свои светлые и мрачные пределы и введёт в лабиринты мировой истории. Хочу немного тишины.
